Истина — она всегда одна: вот небо, вот Бог, что вверху — то и внизу, что внутри — то и снаружи, почитай родителей своих, возлюби ближнего своего. И не перепутай — родителей почитай, а не возлюбляй, а то и до греха недалеко. Все. Больше ничего нету. Об одном и том же — и в христианстве, и в буддизме, и в психоанализе, и в театральной теории Станиславского.

А вот формы эта истина обретает разные. Каждое поколение изобретает свои. Если б мы забыли старые формы, мы бы сейчас изобрели их заново, и были бы счастливы. Но нет — книги не дают нам забыть ни трагедии древних греков, ни афоризмы премудрых китайцев, ни открытия лубка.

Дефицит форм — это и есть пост-модернизм. Раз предки заняли все формы, значит, нам остается только играть с их продуктами, рисовать поверх их картин, подбирать электронный бит к арии княгини Ольги. Пластические операции, операции по смене пола — это такой же рисунок поверх чужого творения. Думаете, мы этого хотим? Нет, мы хотим изобретать свое, но вы, предки, нам не даете. Вы не умираете, предки, вы живете в книжках и пластинках и не даете жить нам.

Это когда вы хорошенько вспомнили, переварили и смогли отправить в архив. А отрицание — это когда вы не можете вспомнить, а потому и в архив отправить не можете. Вот вам и пост-модернизм в одной отдельной личности.

До вытеснения надо вызреть. А мы часто не вызреваем. Потому и не забываем. И все вот это называется Кали-Юга. Второе имя пост-модернизма. Но после нее, говорят, другая Юга наступит, более благостная. Подождем, твою мать.